А. Лазарчук
ТРАНКВИЛИУМ
- Ты врешь, и не искусно, - сказала Светлана. - Только я тебе все равно верю. Это ты знай, пожалуйста. - Пусть вру, - согласился Глеб. - Просто я это именно так понимаю. - Да, - ее начинало нести, следовало сползать со скользкой дорожки, но вот не получалось. - Вполне традиционный мужской подход. - А я и не стараюсь быть особо оригинальным... Все старались держаться подальше от них, так деликатно ссорящихся. Лишь Олив, похожая на тихую ночную мохнатую бабочку в своей слишком просторной беличьей куртке, то и дело оказывалась рядом, скользила взглядом по лицам, чуть хмурила брови, вслушиваясь в слова... Она пока ничего не понимает, сказал Глеб сразу же, еще вчера. Но это пройдет, пройдет, это временное оглушение... Как ни странно, сам он чувствовал себя почти здоровым. Колоссальная трата сил на нем не отразилась - чего не сказать о полковнике, который теперь лежал под стеной на собранных по домам матрацах, накрытый ворохом одеял... Не помогал даже крепчайший чай с ромом и сахаром: Денни поил его с ложечки, сам весь серый и измятый... Убитых во время устроенного Адлербергом переворота толком не похоронили: так, забросали землей в мелком ровике. Через несколько часов после ухода группы с места ночевки казаки сотни, идущей по следу "бурунцев", ровик обнаружил и землю разбросали. Из девятерых найденных один еще дышал. Пуля, выпущенная ему в затылок с близкого расстояния - волосы сожгло порохом - прошла по касательной, довольно сильно вдавив черепную кость, но не пробив ее. Раненого, крупного и не очень молодого мужчину в мешковатой необношенной - с чужого плеча? - форме отвезли на конных носилках в передвижной госпиталь, где доктор Ангелов, дымя зажатой в зубах сигарой и презрительно и грязно ругаясь, выпилил ему приличный кусок черепа. Когда стекла в тазик скопившаяся под ломаной костью черная кровь, раненый зашевелился и открыл глаза. Доктор провозился еще минут десять, затирая размягченным воском кровоточащую сердцевинку кости и стягивая редкими швами кожу над пульсирующим мозгом. Все это время раненый возбужденно говорил, говорил что-то... но никто не понимал его языка. Через два дня он как бы повторно пришел в себя, сказал по-русски, что его зовут Андрей Брянко, что он один из последних оставшихся в живых сотрудников тринадцатого отдела КГБ и что ему необходимо как можно быстрее поговорить с кем-то из форбидеров высокого ранга. Депеша незамедлительно ушла в штаб адмирала. Наутро приехал знакомый доктору Ангелову по Петербургу господин Байбулатов. Не надо было иметь острый глаз и прекрасную память, чтобы заметить: с лицом дела у него обстояли все хуже и хуже... Городок Вомдейл медленно засасывало в трясину ужаса и стыда. Бездушные и бессловесные, как ожившие покойники, двигались по улицам оккупанты, входили в дома, забирали людей... Еще и во второй вечер нашлись добровольцы умереть взамен взятых по жребию: девять пленных палладийских солдат и старичок гелиографист, всю жизнь проработавший на этой башне. Но на третий день что-то надломилось в людях... далее